Александр ТРИФОНОВ
Иван просидел дома около шестидесяти лет. У него были здоровые ноги, он не был инвалидом, но выйти из дома не мог. Один год сменял другой, люди вокруг работали в совхозе, пили и отдыхали, любили и рожали детей. Советская действительность пришла в эти края в виде электричества, тракторов и радио. В ответ забрала в города детей совхозников. Кажется, обычная история. Однако, по мнению всех местных жителей, Иван был жестоко заколдован.
На месте его дома видно небольшое углубление, бывшее когда-то подпольем, а рядом растет высокий тополь. Это, собственно, и все, что осталось от Затворника как его прозвали селяне. Деревни больше нет, и только вольный ветер шелестит непонятным языком в кроне его тополя.
Я услышал о Затворнике пару лет назад, работая в составе этнографической экспедиции. Ничего особенного в этот раз нам накопать не удалось, поэтому на всякий случай мы вдвоем с напарником направились в края, где жил Иван. Честно говоря, услышанный рассказ был каким-то уж слишком нетипичным. С такой формой порчи (а по всем признакам это была именно она) сталкиваться не приходилось.
Как нам поведал служащий "пожарки" из местного райцентра, Затворник был самым обычным ребенком. И как все дети в деревнях целыми днями играл на улице со сверстниками. Мальчику было семь или восемь лет, когда он в то ли в шутку, то ли из природного хулиганства бросил песком в глаза соседскому малышу. Заплаканный малыш убежал к себе домой, откуда вскоре вышел его дед – колдун. Колдун посмотрел на Ивана и сказал только одну фразу: "А ты будешь сидеть дома". С тех пор Иван из избы и не выходил. Историю Иванова сглаза в той или иной мере знают все местные жители.
В единственном соседнем селе, каким то чудом уцелевшем в ходе "реформ" сельского хозяйства нашей необъятной, нам повезло встретиться с двумя жителями, которые были лично знакомы с заколдованным Иваном.
Первый наш собеседник поначалу вызвал у нас большие опасения. Владимир с недоверием в мутных глазах посмотрел на диктофон и невесело поинтересовался: "Записывать будете?" Правда, узнав, что речь пойдет о колдунах и Затворнике, страшно взбодрился и начал изливать душу. В селе через один колдуны. Наводят на всех и вся. Вон, видите, здоровенный дуб на старую избу упал – колдунья там жила. Как померла, так дерево и грохнулось, всю крышу разметало. Бог шельму метит! А Ивана тоже они сглазили. К нему ведь экстрасенсы приезжали из города, но он им сразу сказал: "От меня такая энергия отойдет, если врачевать начнете, что умру я". И прогнал экстрасенсов.
Мужик он был обычный, ничем от нас не отличался. Я говорит, помню, и в избе его бывал. Он уж старый был, лысый весь. И что интересно, бани то у него не было, а всегда чистый ходил, лысина аж светится. Вот как так, спрашивается? Кормил его совхоз, выделял муку, соль, сахар и прочее. Он, вроде, как сапожником у них числился, на дому работал.
А в войну в армию его забирать пришли, из района на машине приехали, мне дед рассказывал. Так он всех солдат из окон повыкидывал. Тут самый интересный случай был, когда ему председатель новый дом выделил. Всем колхозом пришли смотреть, как ночью из дома в дом перебираться будет. Расселись по всей дороге и смотрим. Всю ночь караулили, а Yтром он из окна нового дома выглядывает, улыбается. Чудеса!
Расчувствовавшись, Владимир проводил нас на место деревни, где коротал свой век Затворник. Около дома Ивана поведал, что и его, болезного, сильно сглазили в последний раз. Даже в аварию попал. Только после операции ему в больнице ангел привиделся, теперь пьяным за руль не садится. Пусть глазят, если нравится.
Наша вторая собеседница оказалась бывшей библиотекаршей, а потому ее рассказ немного отличался от предыдущего. Так и есть, не выходил Иван из дому более полувека. Ничего чудного в его поведении сельчане не замечали. Общительный был, всегда в его избе молодежь собиралась, в том числе и она бывала. Уже перед смертью, как-то сказал он ей: "Знала бы ты Маня, как мне с этим жить тяжело".
"А Володьке вы не верьте, он пьяница, – добавила Марья Федоровна. - И в новый дом Ивана брат в мешке перетащил, в полночь, чтобы не видел никто. А сглазить-то? Ну говорили так, что сглазили его".
В ходе опроса выяснилось, что люди относились к Ивану по-хорошему. Некоторые жалели, что попал так по дурости и младым годам. Странно, но этот случай, в своем роде уникальный и одиночный для этой местности, воспринимался местными жителями очень спокойно. Расхождения в рассказах о Затворнике четко выявляли принадлежность к разным социальным слоям деревни. Простоватые "Володьки" валили все на нечистую силу и верили в любые чудеса. Библиотекарша колдунов не признавала, впрочем, никак не объясняя затворничество Ивана.
В системе традиционной культуры порча, как правило, проявляется в физическом или поведенческом расстройствах. Но, по признанию односельчан, поведение Ивана ничем особенным не отличалось. Он был простым советским гражданином, только за порог дома выйти не мог.
Медицинская наука постфактум поставила Затворнику агорафобию (боязнь открытых пространств). Медицина не могла не поставить, надо все объяснить. Как там было на самом деле, остается только догадываться. Затворник отошел в мир иной за 25 лет до нашего прихода. Проблема осталась только в том, что данное расстройство психики проявляется в условиях современной урбанизации, другими словами не в российской деревне начала 20 века, а в городах.
Уникальный случай порчи описан и вошел в научную литературу. А тайны человеческой психики и народной культуры, не признающие скудной формальной логики - сглаз или болезнь, так и остались тайнами…
24.08.2004
